ВО СПАСЕНИЕ

I.

Казалось, природа тоже заболела. Заболела - и никому не сказала. Одно лишь небо, укрытое ватным одеялом серых облаков, напоминало вымученную улыбку сжатых губ. Бездушные многоэтажки и опустевшие качели сменились частными домиками, за ними прокатился лес, за лесом - поле, а небо серым как было, так и осталось. Ване стало грустно. Он отвернулся, чтобы не смотреть в окно машины, и глубоко вздохнул.

Когда началась эпидемия, Ваня был в Артеке. Что могло испортить беззаботный и солнечный март на берегу моря! Редкие тревожные вести из дома, в основном доносившиеся из бесед его класса в соцсетях, никак не волновали Ваню, он жил в другом мире. Постепенно что-то менялось в лагере: появлялись на каждом шагу дозаторы чего-то пахучего и дезинфицирущего, отменялись экскурсии, но эти меры казались шуточными, поэтому ребята сочиняли анекдоты про спирт, дистанционное обучение, про то, что их навсегда оставят в Артеке, сохранив ценнейший генофонд для страны. Смена закончилась. Стало не до смеха.

Приехав в родной город, Ваня не увидел отца. Этот высокий и худой человек, всегда ходивший в одном и том же свитере, с умными, серьезными глазами не приехал на вокзал. Не протянул жилистую и крепкую руку, не сказал тихим, но твердым голосом: "Привет, сын". Мама говорила, что врачи сейчас заняты двадцать четыре часа в сутки. А отец Вани был хирургом.

Мама изменилась. Будто бы вирус уже подломил хрупкую и нежную женщину, которая всегда была так беззащитна, так худа и невысока. Ване показалось, что мама стала похожа на птичку, запертую в клетку. Она бьется, слабо трепыхается, а никто не откроет дверку, не даст напиться. Легкая грустинка, которая постоянна жила в блестящих глазах мамы, теперь затопляла зрачки, наполняла ощущением безысходности. Ваня всегда жалел маму, она была такой вежливой, утонченной, никогда не соответствовала моде, требованиям этого грубого мира, и всегда перед ним извинялась, даже если была не виновата. Теперь, когда отец дневал и ночевал в больнице, Ваня чувствовал большую ответственность - он оставался единственным мужчиной в семье. И все было бы хорошо, этот крепкий мальчик, занимавшийся спортом и плаванием, никого бы не дал в обиду, но через пару дней после его приезда пришли вести, что бабушке нужна помощь, а она в Петербурге…

Бабушку Ваня помнил плохо. Она редко навещала их семью. Все воспоминания уводили в детство, к Новому Году, когда под самый бой курантов в прихожей появлялась подвижная и смешливая женщина, оживленная, неугомонная, феноменально красивая в свои годы. К запаху мандаринов и хвои примешивался удивительный аромат снежинок, звездной ночи, желтого месяца - все это приносила с собой бабушка. Больше Ваня ничего не помнил.

И теперь мама увозила Ваню и его младшую сестру, Ангелину, в дом в ближайшем селе, который когда-то покупали всей семьей за огромные деньги ради лечения девочки. Кто мог сказать, какие муки испытала женщина, приняв такое решение - оставить детей одних на неопределенное время! Но уезжать в Петербург, который уже запретил въезд, было еще опаснее. К тому же, мама утешала себя тем, что отец все же был рядом - в городе, но рядом… Ваня покосился на сестру, тут же отвернулся, поймал взгляд мамы - испуганный и жалостливый. Снова глубоко вздохнул, пытаясь воскресить в памяти образы, связанные с селом.

Три года назад, когда купили дом, радости было много - и у детей, и у взрослых. Первые представляли, как будут бегать по полям, купаться, пить свежее молоко, есть горячий хлеб - в общем, жить, как мальчишки и девчонки в столь увлекательных рассказах и повестях о сельской жизни. Вторые не вспоминали о потраченных деньгах и надеялись, что свежий воздух и натуральные продукты помогут восстановить слабое здоровье дочери, а сына развеселят прогулки и катание на велосипеде. После первого приезда все поняли, что реальность никогда не совпадает с ожиданиями… Дом пребывал в запустении, пауки и насекомые самых разных видов и размеров явно не обрадовались появлению новых гостей, а овощами и фруктами считали себя сорняки, вымахавшие до роста взрослого человека. Первое лето ушло на приведение дома и участка в порядок. Работа шла очень медленно - разочаровавшиеся дети не горели желанием каждое утро рано вставать и приезжать на прополку, отмывку, отчистку, а взрослые банально не умели делать такие "земные" дела. Отец-хирург брал в руки тяпку и лопату как что-то инородное, а мать, пианистка и учительница литературы, быстро уставала от тяжелой черной работы. С горем пополам по прошествии всего лета дом стал похожим на дом, а тридцать соток участка чернели комьями земли и свежими зелеными побегами высаженных не в срок овощей. Ваня пару раз сходил на речку, а Ангелина ходила по пляжу в белом платьице и соломенной шляпке вместе с мамой. После этого началась учеба: Ваня отправлялся в пятый класс, а сестра - в третий. Все помыслы о жизни в загородном доме пришлось оставить. Не хватало столь привычных в городе удобств, а нужно было купаться, мыть посуду, стирать одежду, заходить в Интернет, распечатывать задания и так без конца. Уехали обратно в город. Во время летних каникул родители старались отвезти детей в село, сами старались что-то сажать и выращивать, но к приезду хозяев дом упорно возвращался к своему прежнему виду. И вновь приходилось отмывать, отскабливать, полоть, выкапывать…

Сейчас же, в двадцатом году, не от хорошей жизни мама везла своих детей за город. Не имея возможности оставить сына и дочь вместе с родителями друзей или родственниками, которые неожиданно все пропали и не выходили на связь, мама приняла тяжелое решение. На Ваню, восьмиклассника, ложилась ответственность за двенадцатилетнюю сестру-шестиклассницу, а им предстояло прожить одним в сельском доме до лучших времен - пока мама не вернется из Санкт-Петербурга или пока их не заберет отец. Перспективы были мрачнее некуда, но мама утешала их и себя, что по соседству живет какой-то знакомый друга родственника, а он в случае чего поможет. Мешки с едой и всеми необходимыми принадлежностями тряслись в багажнике, но из всех проблем Ваню волновала одна - он будет жить с сестрой…

Ангелина была девочкой тоненькой, высокой, тихой, впечатлительной, задумчивой, постоянно грустной, молчаливой, очень скромной. С большими голубыми глазами, длинными светлыми волосами, тонкими пальчиками пианистки, она была на два года младше брата, но при этом являлась полной ему противоположностью. Ваня - крепкий и коренастый, сильный и приземистый, с короткой стрижкой и острыми карими глазами; его большие кулаки не смогли бы помочь при игре гамм и этюдов, но были весомым аргументом в споре с обидчиками. Ваня любил пошуметь, покричать песни Летова или Горшка, поозорничать с верными друзьями. Как и у всех мальчиков, его страстью были компьютерные игры, а к девчонкам и их сопливым чувствам он относился с должным презрением. При этом играл он мало, да и то в одну игру - "Меч и Магия VI Благословение небес". Сказывалось строгое отношение отца к воспитанию детей - зависимым от игр Ваня не был, но свои отведенные в день пятьдесят минут он проводил в Энроте. Грезил рыцарством, латами и мечами, сражениями с драконами, спасением прекрасных дам, восстановлением Добра и Справедливости. Надев наушники, щелкая мышью и зажимая кнопку "A", Ваня шепотом выкрикивал гордые и напыщенные фразы, которые, как ему представлялось, произносят в бою настоящие герои. Как ни странно, свою сестру за прекрасную дамы он не считал. Принимал за "настоящую девчонку", да и то - ее копию. Если она вздыхала и грустила, то Ваня рисовал в голове историю о смазливом хулигане, который произвел впечатление на прекрасный пол своими потрясающе глупыми выходками, обратил внимание на сестру, а потом вдруг поцеловал ее подругу. Хотелось крепко врезать обоим, хулигану и сестре - первому за наглость, а второй - за то, что занимается глупостями. К глупостям Ваня причислял и игру на фортепиано, и постоянное чтение книжек, и вздыхания ни о чем, робость и тихость.

А впереди предстояло жить с сестрой неизвестно сколько времени, да еще и один на один. Обычно Ангелина проводила почти все свое время с мамой, либо с книжками, либо с пианино, так что никто не мешал Ване гулять с друзьями или играть, но мама уезжала, а друзья оставались запертыми в городе. Радовало то, что заветный диск с "Мечом и Магией" и ноутбук покоились в рюкзачке, вперемешку с учебниками и тетрадками.

Машина свернула на побочную полосу, замедлила скорость. Мимо тут же пронеслись торопливые и неблагодарные водители, не обременившие себя миганием аварийного сигнала. Потом мама выехала на главную дорогу. Через двадцать минут уже сворачивали по склону, густо поросшему сорняками и испещренному камешками, к дому. Ваня вздрогнул от очередного толчка, взглянул на дом. Мальчик никогда не понимал, зачем было покупать дом на самом отшибе - ближайший сосед, тот самый знакомый знакомых, жил в двухстах метров от их дома. Позади дома простиралась даль земельного участка, за ним, по слухам, находилось болото, плавно перетекающее в некрасивую темноту леса. Местность дальше их земли, даже не огороженной забором, Ваня не любил, в глубине души побаивался, все время предпочитая поход на речку или в поля. Сейчас же все было куда ближе, куда реальнее, и от этого не менее противно. И страшно.

Фары погасли, щелкнули блокировщики дверей, мама повернулась к детям.

- Слава Богу, приехали, - с придыханием произнесла она, а потом поочередно взглянула в глаза сыну и дочери. - Сейчас я сбегаю к Григорию Юрьевичу, предупрежу его и все расскажу, а вы пока посидите тут, хорошо? Никуда не выходите, я вас закрою на всякий…

Мама тут же выбежала из машины, повернула ключ, бросила тоскливый взгляд на детей и заторопилась к массивному и сумрачному дому соседа.

Краем глаза Ваня заметил, как сестра обернулась к нему, но только пристальнее уставился в медленно сгущающиеся серые облака. Ангелина отвернулась, а потом стала смотреть маме вслед, повернувшись в кресле.

Маленькая фигурка мамы очутилась на пороге дома Григория Юрьевича, постояла там какое-то время, раскачиваясь, будто от ветра, а потом пошла к окнам. Маленький аккуратный кулачок дотронулся до тяжелых ставней - один, два раза. Потом фигурка вернулась к порогу, почему-то наклонилась. Возвращалась растерянной. Открыла двери, обернулась к детям.

- Вылезайте, милые. Видимо, Григорий Юрьевич спит или вышел в магазин. Я оставила ему письмо, он вас не бросит! Сейчас разгрузимся, может, он уже подойдет, да?

Ваня выскочил помогать маме, носил из багажника сумки, рюкзаки, авоськи до прихожей их дома. Облака в это время съежились, потемнели, трава обреченно поникла, но ни единой капли дождя не упало.

Прихожая быстро наполнилась вещами, багажник опустел, а Григорий Юрьевич так и не появился. Мама быстрыми шагами прошла в сени, потом заглянула в дом, вернулась в прихожую к детям.

- Все хорошо, газ есть, воду как включать - знаете, со светом все в порядке, с отоплением тоже.

Мама остановилась, часто-часто заморгала, а потом обняла детей, еле слышно всхлипывая.

- Солнышки мои, хорошие вы, будьте умницами, все закончится, все будет хорошо, все когда-то заканчивается, а сейчас так надо, посидите тут, а потом я вас заберу. Я приеду и заберу, да, заберу вас, родных моих, мы приедем, а там папа нас ждет…

Мама не выдержала и заплакала, за ней зарыдала Ангелина, а Ваня упрямо хмурил брови и закусывал губы. На душе у него было очень скверно, что-то схватило сердце и не отпускало, нашептывало, что до "все хорошо" еще очень далеко. Мама молча отстранилась, крепко поцеловала сына и дочь, впихнула в кулак Вани ключи от дома, а потом спешно, чуть не споткнувшись, побежала к машине. Обернулась, издав какой-то горький и нечленораздельный звук, похожий на крик умирающей птицы, а потом села за руль и тут же уехала.

Ваня с Ангелиной молча стояли на крыльце, провожая взглядом машину. Потом потеряли ее из виду. С места не сдвинулись. Первым нарушил молчание Ваня, резко пробормотав:

- Ну, чего стоим, разбирать сумки кто будет?

И сам же первым пошел перетаскивать мешки и пакеты в дом. Ангелина вздрогнула от голоса брата, торопливо бросилась на помощь, неуклюже волоча тяжелые сумки. Ваня с непонятным раздражением следил за потугами сестры, но ничего не говорил. Как только все вещи оказались в доме, Ваня закрыл дверь на два оборота ключа, задернул глупые и пыльные занавески в прихожей, а потом закрыл и дверь в сени.

Как и во всякий вечер, нужно было поужинать, сделать уроки, сходить в душ, поиграть десять минут в компьютер, а потом лечь спать. Но сейчас был необычный вечер, поэтому из всего списка Ваня решил приступить к первому пункту - поужинать. Тема еды всегда волновала маму, которая переживала за худобу Ангелины, в то время как сама ела так же мало. Благо, за Ваню беспокоиться не приходилось. Но вот самому Ване беспокоиться нужно было, ведь Ангелину требовалось как-то кормить, и кормить, как говорила мама, сытно и много, но ни в коем случае не насильственно. Не доела - доедай сам, не заставляй.

Мальчик оглядел комнату - деревянный пол, покрытый рыжеватым лаком, тускнел от легкого налета пыли, тумбочка с зеркалом сверкала своей пустотой и черными точечками отколотого стекла, молчаливый холодильник, а на старом белом столе покоились стойка с ножами, вилками и ложками, сахарница в форме смешного медведя и тостерница, накрытая пакетом от пыли. Большой диван во всю стену, два кресла, на диване - игрушка черного кота, который в теплом желтом свете люстры умудрялся выглядеть страшным. На диване - Ангелина, присевшая аккуратно на самый краешек и сложившая руки на коленках.

Первым делом Ваня воткнул розетку от холодильника, а затем принялся перекладывать всю еду. Попутно оставил на столе два пакетика чая, упаковку какой-то выпечки с мясом, которая привлекала своим слоганом - "Разогрей и съешь!" - а также упаковку с печеньем. Взглянул на газовую плиту, скептически осмотрел пыльный чайник, когда-то сверкавший красивыми летними картинками с бабочками и ягодами, поднял крышку, будто надеясь найти внутри пауков. Не нашел - одна бежеватая известь тряслась на дне. Смело вытряс ее в мусорную корзину, вышел в сени за водой. Включая розетку колонки, хмуро вспомнил приобретение этой самой колонки, утомительно шумную работу по бурению скважины, а потом дребезжащий ропот ледяной воды. Вышел во двор, подождал, пока вода пойдет из колонки, несколько раз прополоскал чайник, набрал полный. Выключил воду, вернулся в дом.

Ангелина сидела в той же позе, только резко вскинула голову, когда брат открыл дверь. Ваня крякнул, чиркнул спичкой - засвистел простуженно чайник. Мальчик безуспешно поискал некое подобие микроволновки, а потом понял, что придется обойтись сковородой. Достал - большая, чугунная, вся в черных наростах и серебристо-отскобленная на донышке. Вспыхнул большой огонь на новой конфорке, на сковороде очутились мини-пирожки, а сковорода уместилась на пламени. В это время Ваня распаковал печенье, успел съесть две штуки, пока запах сгорающего теста не наполнил всю комнату. Поспешно подбежал к плите, выключил газ, уныло оглядел шипящие и булькающие пирожки, покрытые черными подпалинами. Шел нестерпимый жар, но к запаху гари примешивался вкусный аромат мяса. Ваня достал две тарелки, подумал, убрал одну, а на другую щедро положил половину пирожков, зачерпнув их ложкой. Ложку оставил в сковороде, а тарелку понес Ангелине.

- Тут… согрелись слегка. Ешь.

- Спасибо, - тихо пробормотала Ангелина, трепетно принимая быстро нагревающуюся тарелку. Аккуратно подула, потом растерянно огляделась - ни ложки, ни вилки не было. Ваня гордо взял сковороду, вольготно плюхнулся в кресло, выбив оттуда облачко пыли, и начал, обжигаясь, один за одним поглощать пирожки, радуясь, что ест со сковороды. Мама такого никогда не позволяла, приходя в неописуемый ужас, когда сын брал эту утварь с едой. На зубах хрустели черные и неприятные поджарки, а мальчику вспоминался странный "аргумент", который он слышал от друзей: "Я же панк, мне …" За этим следовало неприличное объяснение, которое Ваня не успел обмозговать, заметив растерянность Ангелины.

- Что? Ах ты, точно, да…

Вытащил ложку, протянул сестре. Она взяла, снова поблагодарив, и принялась за еду, осторожно обдувая каждый пирожок.

Ваня быстро опустошил сковороду, бросил чайные пакетики в огромные чашки, залил кипятком. Снова взялся за печеньки, размышляя, что всю посуду помоет завтра, к тому же, не так много набралось. Чай заварился, Ваня выбросил пакетики, звонко размешал себе три ложки сахара, что никогда не делал дома, а потом подал Ангелине чашку с ложкой и сахарницу. Третье "спасибо", и одна ложечка сахара начала бесшумно описывать круги в темном чае. Чай Ваня выпил за несколько глотков, нисколько не беспокоясь о том, что это был кипяток, а потом решил, что душ можно отложить до завтра, а уроки… А с уроками, по правде сказать, была своя ситуация - на неожиданные каникулы учителя задали очень много материала, присылая множество документов с заданиями и перечисляя пункты и номера в учебнике. Если с документами все было хорошо - Ваня их попросту не распечатал, помня, что в селе интернет отсутствует - то оправдать невыполненные задания из учебника было куда сложнее. Но и этим Ваня решил не забивать себе голову - всегда есть завтра, а сейчас можно было поиграть, и не десять минут, а побольше, все равно никто не проконтролирует.

Легкое неприятное чувство от такого решения мальчик быстро прогнал, а сам вытащил из рюкзака ноутбук и диск. Решил расположиться на кресле, хотя в другой комнате был как стол, так и удобный крутящийся стул. Вспыхнул приветственный синий экран, затребовал свои четыре единицы для входа, а потом нарисовал обои компьютера. Ослепительный снег отразил прощальный свет горного заката, красный дракон осклабился, лучник прицелился ему в глаз, быстрый всадник нацелил пику, девушка-маг начала произносить заклинание, второй всадник вынул меч, а их раненый товарищ распластался на снегу, выронив секиру и потеряв шлем. Диск с жужжанием заполз в недра ноутбука, а потом двумя щелчками мыши запустилась игра. Грохочущие буквы "3DO" вылетели слишком громко, но Ване это даже понравилось, и он, забыв про наушники, повысил громкость. В то время как Ангелина отпивала маленькими глотками горячий чай, четверка героев оказалась в Даркмуре, тут же ввязавшись в бой со скелетами. Ваня самозабвенно размахивал мечами, читал заклинания, руководил, вел в бой свой отряд, руководствуясь, кажется, единственным принципом - ни шагу назад - и в азарте не услышал, как в дверь громко постучали. Ангелина вся вытянулась, прислушалась, а потом позвала брата.

- Ваня, к нам стучат! Ваня!

- А? В чем дело? - с великой неохотой мальчик отвлекся от торжественного момента посещения непонятной пещеры за городком Даркмура, и теперь хмуро смотрел на сестру. - Стучат? Ну и пусть, нам-то что. Мама велела никому не открывать.

С новым стуком, наглым, шумным, длительным - страх вкрадчиво пробрался в сердце Вани. Схватив со стола кухонный нож, мальчик в два шага оказался в сенях, открыл щеколду на двери в прихожую и вышел туда. Рукоять ножа вмиг стала горячей и влажной от вспотевшей ладони. "Оружие" оказалось за спиной, а другой рукой Ваня аккуратно отодвинул жалкие занавесочки, сквозь которые и так все было видно. С порога сходил большой мужчина, не видный в темноте позднего вечера. Он, покачиваясь, подошел к ставням и забарабанил в них что есть мочи. На него посыпалась старая краска, которая отлетала от каждого удара. Мужчина крикнул:

- Открывайте, несчастные, совсем там оглохли, что ли! Сосед я ваш, мамка вон приходила, письмо оставляла, вот и я туточки!

Ваня, утерев со лба ледяной пот, с трудом унимая бешено стучащееся сердце, дрожащими руками открыл дверь.

- Григорий Юрьевич!

Мужчина обернулся, оскалив в улыбке пеньки зубов, которые провалами темнели во рту.

- А, ну наконец-то! Ну, здорово, малой.

Подойдя, он протянул широкую ладонь с неприятными порезами и ссадинами. Ваня протянул свою, которая уже казалось маленькой и совсем детской. Сосед сжал очень крепко, даже больно, но мальчик только стиснул зубы. Левую руку с ножом все так же держал за спиной, но уже понял, что опасности нет. Хотя сосед никакой симпатии не вызывал, и что-то подсказывало Ване - жизнь будет сложной.

- Ну, чего встал, в дом пусти. Ишь, вымахал как, не обойдешь.

Ваня хмуро отступил, пропуская Григория Юрьевича в прихожую, а сам закрыл дверь на улицу. Вошли в сени, которые Ваня так же затворил, пряча левую руку с ножом. Сосед распахнул дверь в комнату.

Ангелина, прильнувшая к окну в попытках что-то разглядеть и не знавшая, что за стеклами ставни, тут же обернулась. В округлившихся глазах, и без того больших, застыл немой вопрос с примесью ужаса - этот бандит у них дома и его пустил брат? При свете люстры Григорий Юрьевич красивее не стал - широкое лицо с перебитым носом, серая щетина, медвежьи брови, неприятные и пьяно-зоркие глаза, нечесаные сальные волосы, сам огромен, в плечах широк, сутул, руки длинные, пальцы кривые, ладони в трещинах, ранках и мозолях, а запах раздается как от пьяницы. Он ощерился, завидев девочку, отчего показались грязные и обломанные зубы, частью пеньки, частью клыки.

- Привет, красавица, - сказал, растягивая слова и неприятно улыбаясь, сосед.

- З-здравствуйте, Григорий Юрьевич, - запинаясь, произнесла Ангелина, отступая от окна к темному проходу в дальние комнаты.

Зашел Ваня, захлопнув дверь и быстро положив нож в ящик под столом.

- У нас, Григорий Юрьевич, все в полном порядке. За нас не беспокойтесь, проживем, можете не опекать нас, - угрюмо и с невольным вызовом сказал мальчик, нахохлившись и смотря исподлобья в глаза соседу.

Тот хмыкнул.

- Ишь, малой, а уже такой дерзкий. Ваша мамаша велела позаботиться о вас, а я что, детей в беде разве брошу? Ни в жисть. Ну, давай, показывай, что там в холодильнике прячешь. Еда - наипервейшее дело.

- Мы уже поели.

- И что? Нужно перед сном много есть. Чего встал, открывай давай.

Ваня, сердито сопя, открыл и закрыл дверь холодильника.

- Вот, все в полном порядке. Идите спать, Григорий Юрьевич, мы тоже собираемся.

Сосед уже успел забыть о холодильнике, вглядываясь в экран ноутбука.

- А это что? Игрушка какая-то? "Загрузить", "сохранить", "выход"… Ну-ка, что там…

Он плюхнулся в кресло, несколько раз побарабанив по клавише Esc.

- Фу ты, дрянь какая. И мужики внизу с бабами. Пещера вон. Ну-ка…

Стуча с силой по клавиатуре, Григорий Юрьевич умудрился зайти в пещеру дракона.

- Там дракон, убьет ведь! - вскрикнул Ваня, наблюдая за действиями соседа.

- Не парься, щас мы его укокошим! - тут сосед начал тыкать во все клавиши, а дракон с ревом изрыгал огонь, одного за другим убивая героев. Вскоре на экране появилась заставка со Смертью, на которую Ваня никогда не мог смотреть и выключал тут же в тех (довольно частых) случаях, когда по оплошности допускал смерть героев.

- Фу, чертовщина какая-то, захлопни!

Сосед поднялся со стула, закачавшись, но успел ухватиться за стол и не упал.

- Так, орлы, завтра в пять утра пойдем рыбу ловить. Едой вас нужно обеспечивать. А ты, малой, захвати удочки и червяков нарой!

Уходя, Григорий Юрьевич распахнул дверь холодильника - Ваня невольно посторонился. Не глядя, цапнул несколько пакетов, закрыл дверь, пояснил.

- Это я вам супец сварганю. Все, давайте.

И ушел. Ваня рванулся за ним закрывать все двери, а потом вернулся в комнату и грязно выматерился, прямо как в школе. У Ангелины болезненно дернулось ухо, но она ничего не сказала. А мальчик, уперев руки в бока, оглядел комнату и сказал.

- Сейчас - отбой. Комнаты проверим завтра, спим здесь, - Ваня изо всех сил крепился, делал голос суровым, командорским и отрывистым, который слышался из его любимых книг про войну. - Размещайся на диване, вещи в сумках.

Ангелина торопливо закивала, пошла доставать из мешков одеяла, наволочки, простынки и подушки, а Ваня с каким-то камнем на сердце взглянул на "Меню" игры, а потом нажал на "Выход". Выключил ноутбук, захлопнул. Достал телефон, поставил будильник на четыре утра…

Покрутил включатель света, пригасив его, сел в кресло. Изредка косил взглядом на Ангелину - сестра тщательно накрывала диван простыней, взбивала подушку, заправляла одеяло в наволочку. Брат хмыкнул, и закрыл глаза.

Через десять минут стало тихо - Ангелина лежала в импровизированной кровати, накрывшись почти до головы одеялом, отвернувшись к спинке дивана. Ваня поднялся, выключил свет, поглядел на сестру. Пробурчал чуть слышно.

- Ночки…

- Спокойной ночи, - послышалось ему в ответ из-под одеяла так же тихо.

Мальчик уселся в кресло, откинул голову и закрыл глаза. Сон не шел, вместо него в голову ринулись самые разные мысли и тяжелые чувства.

Сосед - алкоголик? Поди его разбери, а ведь несет хуже, чем от последнего пропойцы. Когда семья Вани приезжала в село, никакого соседа не было. А может и был, но они не были с ним знакомы, да наверняка и никогда не видели. Почему мама попросила его о помощи? Она в нем уверена? Ладно, но с чего Григорий Юрьевич выглядит как помесь бомжа, маньяка и бандита? Взял у них несколько пакетов. На суп - ерунда, у самого еды нет, вот и побирается. Еще к Линке обратился так похабно - красавица. Запереть бы дом и не пускать этого урода, но ведь все разнесет - и так двери старые, ставни отваливаются, крыльцо так вообще ходуном ходит. Что делать…

Рыбалка? Какая рыбалка в начале апреля? Тут, правда, Ваня и сам не был уверен, потому что о рыбалке в лучшем случае - читал, но перспективы сырым утром отправиться на речку с червяками и в компании Григория Юрьевича вовсе не казались прельщающими. Опять же, куда Линку деть? Взять с собой? На речку? Да этот пьяный медведь их утопит как щенят, если захочет. Оставить дома? Это было бы мудрее, но ведь откажется, глупая, не выносит оставаться в гнетущей тишине пустого дома, хотя такая тихая и одинокая…

Еда? С этим проблем, вроде бы, не было, но Ваня уже видел, что мама собрала им провиант исходя из побуждений своего женского сердца - доброго, но не знающего жизнь. У них были пакеты молока, свежий хлеб и булки, но куда важнее была вода, консервы и галеты. А значит - сейчас им нужно съесть все, что может скоро испортиться. Добрую половину припасов. Тоже невесело. Конечно, деньги есть, а магазин должен быть где-то поблизости, но там закупается все село. Осталось ли хоть что-то сейчас?..

Что делать? Этот вопрос висел на душе мальчика тяжелым и бесформенным облаком, из которого то и дело вылезали самые невероятные и пугающие мысли. Сосед убьет? Сможет. Если еда закончится, то выращивать картошку? Что скрипит в дальних комнатах? Что там вообще? Вдруг в этом доме за время их отсутствия поселились какие-нибудь бродяги? А они знают, что мы тут? За невыполненные уроки поставят двойки во все колонки дневника. Не аттестуют? Стирать вещи и купаться в крохотном тазике? Что за зверь новый сидел в пещере около горы в Даркмуре? Герои умерли. Где искать Николая?

Ваня открыл глаза и медленно поводил головой. Ангелина, по всей вероятности, спала. Дом, поглощенный темнотой ночи, казался чужим и страшным. Доносились противные звуки сверчков, необычайно гулкие и непрерывные. Ваня поскорее зажмурился. Сон не шел. Но потом обилие самых разных мыслей и чувств внезапно истощило его, и мальчик заснул, свесив голову на грудь.

Проснулся от будильника, громкого и резкого. Сердце бешено заколотилось, Ваня тут же вскочил и выключил все звуки. А потом вспомнил, что же им сегодня предстояло сделать. Утренние мысли были сумбурны, и почти на автомате мальчик вытащил из холодильника две единственные упаковки лапши быстрого приготовления, поставил разогреваться молоко, к которому достал булки, а сам пошел за водой. Когда он закрывал за собой дверь, Ангелина только поворачивалась на другой бок, видимо, разбуженная будильником, но еще не проснувшаяся.

Ледяная вода из колонки с дребезжанием хлынула в канавку, а потом застучала по дну чайника. Ваня ополоснул также руки и умылся. Мгновенно голова прояснилась, а мальчик был преисполнен решимости разобраться со всеми проблемами. Когда он пришел, Ангелина уже заправляла кровать, хотя и медленно, в полусонном состоянии.

- Утро, - уверенно-низким голосом бросил Ваня с теми же интонациями, с какими всегда говорил с сестрой. Будто и не было вчерашних страхов…

- Доброе утро, - ответила Ангелина тихо. Посмотрела на брата - в глазах страх и пятившиеся ночные кошмары.

Ваня прокашлялся, как будто хотел что-то сказать, помочь, утешить, но из всего этого вышел только громкий сухой кашель.

Чайник закипел. Мальчик, хмурясь, разлил кипяток по чашкам, а сам достал телефон с твердой решимостью позвонить маме. Нашел безымянный, но нужный номер в списке контактов, вызвал и вышел в сени. Длинные гудки раздражали, широкие шаги гулко мерили сени, пол скрипел, а пауки раскачивались на паутинных качелях. Автоответчик бодро сообщил, что выбранный абонент недоступен. Оставьте сообщение после сигнала. Ваня выругался и выключил телефон. Теперь это бесполезная игрушка без установленных игр. Теперь они одни.

Мысль эта не вызвала ничего у мальчика, кроме непонятной смеси злобы, торжества будто бы удовлетворенной мысли, что никто им не поможет, а также решимости приняться за дело, своротить горы, еще раз выругаться и зажить тут лучше всех. Не смогли родители - ну и пусть, он сильнее, умнее и хитрее, все устроит, все решит.

Громкий стук в дверь прервал размышления, хриплый голос разогнал их.

- Заснули? А ну открывайте!!

Холодный пот выступил на лбу, сердце учащенно забилось, а Ваня, унимая дрожь, вышел в прихожую и открыл дверь.

- Здравствуйте, Григорий Юрьевич, - сипло проговорил мальчик, но тут же повторил, прокашлявшись. - Здравствуйте.

- Здорово, здорово. Ну, готов? На выход. Удочки там, червяки. Жду здесь.

Ваня вернулся в комнату.

- Линка, допивай чай, сиди тут, никуда не высовывайся, остаешься за главную. Мы с соседом прошвырнемся к речке, скоро вернемся.

Мальчик взглянул на сестру. Ангелина смотрела расширившимися от страха глаза.

- Не оставляйте меня тут! Я пойду с вами! Пожалуйста, не оставляйте! - сбивчиво и громче, чем обычно, воскликнула девочка.

Ваня громко вздохнул. Как могло быть иначе?

- Ладно. Одевайся и выходи.

Ангелина как была со вчерашнего приезда в джинсах и свитере, так в этом и оставалась. Закивала, подскочила, накинула сверху куртку, завязала легкий шарфик.

Ваня натянул ботинки, засунул рукава в коричневую кожаную куртку, сам вышел. Завтракать не хотелось, и он даже не оглянулся на чай и булки, тут же забыв о них.

Вышел, за ним выбежала Ангелина, на ходу поправляя длинные волосы. Григорий Юрьевич уставился на детей:

- Ишь, вырядились. Ну, где червяки с удочками?

- Нет их, - максимально суровым голосом ответил Ваня, стараясь при этом глядеть в глаза соседа. Не выдержал - отвел. А неприятный взгляд соседа стал тут же хищным.

- Дурни, мать вашу. Ваше счастья, что я тут один умный. Выматывайтесь, а ты, малой, тащишь ведро с червями. Тут на крыльце оставил.

Сосед вышел, Ваня уходил последним, пропустив сестру. Погремел ключами - все двери закрыты. Ключи бросил в куртку. Утро было таким, в которое обязательно случались все беды за чертой города. Сырое, туманное, еще даже не утро, но уже и не ночь - киселистая мгла и гнетущая тишина. На крыльце стояло ведро, перепачканное комьями черной земли, в котором копошились отвратительно толстые белые черви. Ваню перекосило, Ангелина вскрикнула.

- Чего? - обернулся Григорий Юрьевич. - Самая лучшая наживка, вообще-то. Какие неженки, тьфу!

Корчась от отвращения, Ваня двумя пальцами подцепил ведро. Оно было легким, неудобным, и тут же стукнуло мальчика под коленку. Черви заизвивались еще активнее.

- За мной! - скомандовал сосед и зашагал. За спиной у него висел огромных размеров армейский рюкзак, старый и тусклый, к которому была привязана большая удочка. Ваня поймал на себе испуганный взгляд Ангелины, но не посмотрел в ответ. И без того понятно, что дело дрянь, она тут еще…

Дети перебежками догнали Григория Юрьевича, а потом пытались подстроиться под его шаг, держась позади. Сбивчивым маршем дошли до края улицы, который был близко от дома, перешли дорогу. Ни одной машины не было, светофоры что-то сообщали непонятно кому.

Речка, куда они и направлялись, была совсем рядом. Только прошли вдоль дороги, как уже табличка с перечеркнутым названием села сообщила, что скоро заветный поворот. Свернули, пошли по пустой дороге, задушенной туманом. Высокие полевые растения молча покачивались. Было удивительно свежо, воздух чист, легкая прохлада бодрила и пугала. Ване всегда казалось, что на Мисте примерно такая же погода. Но там - красиво, здесь - страшно.

Зашагали по полю, в котором извивалась заезженная машинами дорожка. Сейчас не было ни души - что коров, вечно пасущихся вдалеке, что отдыхающих, стремящихся побыстрее доехать до речки. Дошли.

Ваня помнил жаркие летние дни, когда здесь было много народу. Чистая вода, большое и раскидистое дерево у реки, щедро дарившее тень, небольшой ларек с мороженым и газировкой, мостки для прыжков, кабинки для переодевания, большой сруб с длинным столом и лавочками - все было для того, чтобы каждый приезжий смог хорошо отдохнуть. Сейчас же картина представала зловещая - закрытый и покосившийся ларек, исписанный гадостями, абсолютно пустой сруб, неподвижное дерево. Опять вспомнились утренние ощущения, что нечто плохое обязательно должно случиться…

Брат украдкой взглянул на сестру: Ангелина выглядела еще бледнее обычного, а туман сильнее заострял черты лица и всю ее фигурку. Страшно было говорить, что боязнь делала девочку красивее, но выглядело именно так.

Григорий Юрьевич подошел к мосткам, обернулся и позвал детей.

- Идите-ка сюда.

Сосед странно легко сбросил рюкзак, который тут же осел - видимо, был пустым - отвязал удочку, поманил пальцем Ваню. Тот положил на холодные деревяшки мостков ведро с червяками, которые словно взбесновались - копошились и почти что шипели.

Григорий Юрьевич переместился на край мостков, сел, свесив ноги, и начал постепенно разматывать удочку. Повернул голову, взглянул на Ваню и Ангелину, неприятно ощерился:

- Чего встали? Подходите, не кусаюсь. Рыбу ловить будем.

Быстрая дрожь проскользнула по всему телу Вани - вот он, шанс! Столкнуть в речку и дело с концом, и нет больше страха! Мышцы послушно напряглись, но спустя мгновение мальчик устыдился собственных мыслей: как можно столкнуть человека? Почти что убить его? Неслыханно, невозможно!

Поэтому мальчик с некоторой робостью подошел ближе к соседу и встал за его спиной. Ангелина приблизилась к брату.

Сырой туман лениво колыхался в пространстве, заползая с любопытством в глаза, дотрагиваясь до водной глади. Нехороший холодок заползал под куртки, под свитеры. В мертвой тишине раздался всплеск - поплавок показался на воде. Снова стало тихо. Поплавок не двигался. Замер.

Стоять в одной позе детям стало неудобно, ноги затекли. Аккуратно и очень тихо сели на корточки. Сосед сидел, не шелохнувшись. Уже много времени прошло - казалось, что рыба вымерла или вытекла вместе с течением, которое наверняка было до этого страшного утра. Сейчас же все остановилось. Впрочем, Григория Юрьевича это, кажется, не волновало. Он с ледяным спокойствием держал удочку. Дети не видели его лица.

Ваня не знал, сколько прошло времени. Он оглядывался на Ангелину, а сестра каждый раз встречала его страшным взглядом больших глаз. Тишина порвалась грубо:

- А, черт с вами, не на червячков, так на сморчков! - резко произнес сосед, а потом обернулся и одной рукой схватил Ваню за куртку и зашвырнул в воду. Ангелина закричала, вскочила, но огромная рука поймала и ее, столкнув вслед за братом.

Тело пронзил потрясающий разряд - сердце забилось в панике, глаза широко открылись, и перед собой Ваня увидел мутную воду, куда медленно погружалась его сестра. Волосы девочки красиво воздымались над головой, руки картинно изогнулись. Все это промелькнуло за долю секунды. А потом мальчик истошно забил руками по воде, пытаясь выплыть. Тяжелые ботинки и большая куртка тянули вниз, отчего рывки усиливались. Мозг соображал настолько хаотично, что Ваня ничего не замечал и не чувствовал, кроме воды, которая окружала его. Вскоре его голова оказалась на поверхности. Раздался полувопль-полустон, воздух хлынул в схваченное судорогами горло, а потом мальчик погрузился опять, уже за сестрой. Ее спасение было второй мыслью, которую понимал мозг. Рывками мальчик доплыл до сестры, схватил ее за руку, и подался вверх. Стало очень тяжело, мышцы застыли, одеревенели. Ваня изнемогал от напряжения, но всех его сил, всех лет посещения бассейна и занятий спортом разве могло хватить, чтобы он, восьмиклассник, выплыл в полной одежде и вытащил девочку?

Глаза мутнели, расплывались блики и черные облачка, как вдруг все пошло кругами - что-то опустилось в воду прямо поверх него. Ваня разглядел живой и извивающийся сгусток, белесого червяка, из последних сил рванулся и схватил его. Проржавленный крючок мгновенно прорвал кожу, погрузился в сухожилия, разодрал жилки. Боль ослепительной вспышкой пронзила Ваню. А потом он показался над водой. Что-то его потащило к берегу.

Мальчик вывалился на мокрый песок, протащился чуть дальше, вытягивая Ангелину.

Григорий Юрьевич хохотал так громко, вынимая крючок из окровавленной ладони, чуть не умирал со смеху, наблюдая за детьми, из которых стекали ручейки воды, а изо рта выбивались маленькими толчками, изнемогал от колик в животе, когда поднимал каждого, поддерживал, и со всей силы колотил по спине. Потешался, видя их попытки отдышаться, исторгнуть из себя воду. Улыбался, вытаскивая ключи из Ваниного кармана. А потом, когда жизнь глотками кислорода возвращалась в детей, он уместил ведро в рюкзак, привязал обратно удочку, а свободными руками схватил детей за тонкие ручки и потащил, полубессознательных, за собой. Рыбалка закончилась.

Ботинки вздымали пыль, цепляясь за ямки и застывшую поросль. Ноги не слушались. Рот горел от соленой воды. Мутное марево перед глазами в такт взлетало и опускалось. Правая рука нестерпимо болело. Левую что-то крепко сжимало. Ваня пытался понять, что происходит. Теперь, когда животный инстинкт самосохранения пропал, становилось страшно, больно, голодно и очень, очень холодно. С мальчика стекала вода, тело было в обледеняющей хватке насквозь промокшей одежды. Взгляд сфокусировался, когда они вышли к дороге. Едва ли у Ангелины дела были лучше - девочка все время отплевывалась, кашляла и еле передвигала ноги. Впрочем, состояние детей мало волновало Григория Юрьевича, как и то, могли ли они идти, или нет - мужчина продолжал их тащить, не сбивая свой шаг.

Ваня оторвал взгляд от собственных ботинок и серой обочины, поднял голову. Мимо них проезжала машина, медленно, осторожно минуя туманное марево. В окошке Ваня разглядел чье-то лицо. На него, не моргая, смотрела маленькая девочка - златокудрая, голубоглазая, с крохотным носиком и внимательными глазами. Медленно показала на него своим пальчиком. Ваня попытался докричаться до нее, но вышло только булькание с каким-то клекотом. Машина уехала. Стало еще холоднее.

Григорий Юрьевич дотащил детей до дома, отпустил Ангелину, отчего девочка тут же упала, а сам открыл дверь. Пинком распахнул ее пошире, ввел-вкинул Ваню, втащил его сестру. Неторопливо закрыл, прошел в комнату, вернулся за детьми.

Пахло горелым. Чай в кружках превратился в черную муть, булки засохли. Выкипевшее молоко застыло на полу. Огонь конфорки продолжал лизать пустую кастрюльку.

- Вот же дурни, - со смехом произнес Григорий Юрьевич, обходя пятна молока и выключая огонь. - Ну, хорошо порыбачили. Раздевайтесь, обсыхайте, поедим.

Сам достал из рюкзака ведро с червями, распахнул холодильник. Ангелина доползла до дивана и рухнула на него, стягивая ужасающе холодную куртку. Сосед остановился, прикрыл дверцу холодильника и с недобрым интересом пристально наблюдал. А потом у него перед глазами появилось перекошенное лицо Вани.

- ВОН!!! - со всей силы заорал мальчик, надрываясь, заходясь кашлем. - ВОН ОТСЮДА!!!

Григорий Юрьевич ухмыльнулся, а потом сильно и коротко ударил в челюсть. Голова мальчика метнулась вверх, сосульки волос взлетели, но он устоял. А потом молча и бешено бросился на мужчину. Силы у Вани хватало, а ослепшая ярость утраивала ее. Он колотил, царапал, кусал, бил, рвал, пинал. Григорий Юрьевич отступил от неожиданности, а потом завизжал, когда его рванули за ухо. И озверел.

Зеркало с треском разлетелось, когда в него впечаталась голова Вани. Потом сам комод опрокинулся. Стол мальчика выдержал, а позвоночник хрустнул. В мужчину полетел стакан с холодным чаем, разбившись о его голову. Григорий Юрьевич приподнял мальчика, поднимающегося из-под стола, бросил на пол. Наклонился и принялся избивать, брызгая и своей кровью искаженного лица, и кровью мальчика. Ангелина кричала, оттаскивая соседа, но только получила наотмашь по лицу, упав на комод.

…почему так трудно дышать, мама? Мой рот горяч и полон осколков - что я испил, мама? Не могу пошевелить пальцами руки - я что-то схватил, мама? Почему так черно, так пусто, как будто тебя рядом нет?

- Ваня, Ванечка, Ваня, проснись, пожалуйста, открой глаза, открой! - голос доносился издалека, отовсюду и ниоткуда. Такой знакомый, такой жалостный. Ангелина?

Веки мальчика задрожали. В залитых кровью белках нашлись зрачки, пытавшиеся сфокусироваться. Потом в них показалось заплаканное лицо Ангелины.

- Слава Богу… - девочка припала к груди брата и заплакала.

Ваня пытался понять, что происходит. Через несколько вечных минут он смог оглядеть комнату.

Разбит комод и зеркало, осколки устилают пол, причудливо окрашенные кровью. Между ними снуют десятки толстых червей, активных и ищущих что-то. Ноутбук разбит - разорван на две части. На столе кровь. Везде кровь. А повсюду обломки, осколки, ошметки.

Мальчик перевел взгляд на сестру, вздрагивающую от рыданий, спрятавшую лицо в его ледяной и окровавленной куртке. Прошлепал распухшими губами - и не смог издать ни звука. Затрясся от беспомощности, а Ангелина тут же подняла голову.

- Ваня, он нас убьет, - зашептала она, глядя ему в глаза. - После того, как он тебя… он тут все разнес, споткнулся о ведро, а потом повернулся ко мне и сказал, что скоро придет с веревкой и ружьем, повесит тебя, а меня застрелит. Ваня, мы у.. уме…

Ангелина опять зарыдала. А мозг Вани пронзило внезапное откровение. Замычав от боли, он выговорил.

- Зелье… Красное зелье… В рюкзаке… Дай!!

- Ч-что? Зелье? Что тебе дать?

- Зель-е, - с трудом исторг из себя слоги Ваня, уставившись на сестру страшными и сверкающими глазами.

Ангелина удивленно посмотрела на брата, но мигом побежала доставать рюкзак из-под сломанного кресла, утерев рукавом сопли и слезы. В рюкзаке теснились провода от зарядок ноутбука, компьютерная мышь, учебники, тетрадки, пенал, множество всяких вещей, которые забили все пространство под завязку. Девочка вынимала и отшвыривала все это, пытаясь найти что-то нужное брату.

- Там нет!

- Ищи!! - громче сказал Ваня, корча лицо.

Девочка нащупала холодное стекло, потянула, вытащила пузатую склянку, наполненную красной вязкой жидкостью. Округлившимися глазами уставилась на находку, подняла повыше руку, показывая Ване.

- Это… что?

- Дай… - прошептал мальчик, не сводя глаз со снадобья.

Размышлять было некогда. Ангелина передала склянку брату. Неумело схватив его проткнутой рукой, другой мальчик откупорил пробку, поднес ко рту и начал торопливо глотать снадобье, захлебываясь впопыхах.

Он чувствовал каждой жилкой, как сладковатая и вязкая жидкость с кислинкой растекалась по его телу. Допив, отбросил склянку, тут же вскочил на ноги. Чуть не рухнул обратно на диван, но удержался и, давя червяков и наступая на осколки, пошел в сторону двери.

- Ваня, ты куда?? Ваня!

- За мной, - хрипло, но очень отчетливо выговорил мальчик, толкнув с силой дверь.

Вышел на улицу, снедаемый совсем непроглядным туманом, из маленького дворика, где были качели и колонка, пошел к небольшим деревянным воротам, которые поддерживались старыми, полуразвалившимися сараями, и образовывали вместе некое подобие крытого перехода, где на лавке обычно хранился весь скромный сельский инвентарь. Сами ворота закрывались примитивным способом - их держала толстая палка, лежавшая на скобах обоих створок.

Ангелина выбежала вслед за братом - тот разгребал вещи с лавки, а потом извлек топор. Двумя широкими и дрожащими от слабости ударами развалил палку, пинком открыл ворота, вывалился вперед. На этом участке земли обычно выращивали ягоды - клубнику и малину - здесь также росли старые яблони, посаженные еще прошлыми хозяевами, а еще стоял древний колодец, непригодный к использованию, наверняка сухой, но на всякий случай забитый досками. Так родители хотели обезопасить своих детей от случайного падения. С топором в руке, Ваня торопливо хромал к колодцу.

- Ваня, ты куда? - снова крикнула Ангелина, догоняя мальчика. Ваня встал напротив колодца, замахнулся - и обрушил страшный удар на доски. Те треснули и провалились в глубину колодца. Брат кинул туда же топор и повернулся к сестре. Кривя губы, спешно заговорил:

- Там Энрот, я уверен. Это единственное место, где мы будем спасены. Прыгаем, сейчас же!

- Ты серьезно? Там же глубоко, мы разобьемся, мама не просто так его закрыла! - Ангелина отшатнулась, разок взглянув в непроглядную тьму, распахнувшуюся перед ними.

- Послушай, это звучит глупо, но там другой мир. Лучше нашего в сто раз, волшебный… черт, да просто только там нас не найдет чокнутый маньяк с ружьем и не пристрелит! Ты нашла в рюкзаке снадобье - это оттуда! Все реально, это единственный наш шанс спастись!

Ангелина замотала головой, но Ваня ее уже не слушал.

- Прыгаем вместе, - прошептал он, схватил сестру за руку, приблизился к колодцу, взобрался на край и соступил вниз…


II

Выбило дух, выбило голос. Дух - бесшумно, голос - с тихим клекотом. Ваня долго не мог прийти в себя, а чьи-то волосы щекотали ему щеку. Сердце мальчика учащенно билось, справлялось с новой действительностью, с которой не справлялся мозг. Они, собственно, где? Пока за этим вопросом не возникло еще больше других, куда более сложных, мальчик резко, одним движением открыл глаза. Сырые и склизкие камни, плотно подогнанные друг под друга, спаянные мхом и влагой. Сквозь них прорываются странные корни - мягкие, упругие, большие, почти живые. Они-то и держат мальчика и его сестру. Ангелина где-то сверху, наверное, зацепилась за другие отростки. Волосы ниспадают на лицо брату.

Ваня нетерпеливо и неприязненно мотнул головой, повертел ей, а потом сполз на дно этого… колодца? Мальчик, чувствуя непривычный прилив сил, невероятный подъем, бурю в голове и смятение в сердце, крикнул громко: "Эй!". Голос исказился, засмеялся, упрыгал по корням наверх, к свету. Ваня запрокинул голову, соразмеряя расстояния до спасительного света. Взгляд зацепился за сестру и ее длинные волосы. Ваня крякнул, бесцеремонно потряс сестру за плечо и громко сказал: "Приехали. Вот мой мир". А потом все же помог слезть - поддержал сестру, когда она чуть не упала с прогнувшихся корней. Девочка хватала ртом воздух, оглядываясь и машинально отряхивая холодные от непросохшей воды джинсы.

- Мы в Энроте! - мальчик вдруг захохотал, вольно, горделиво, свысока - находясь на дне колодца. - Не отставай от меня и не вытворяй всякую дичь. Что делаю я, то делаешь и ты. Ни слова, пока я не скажу. А теперь - полезли.

Ваня посмотрел на пораненную руку - кровь уже черной траурной каймой покрывала ранку, но ничего удивительным образом не болело. Встал ногой на один из отростков, попробовал его прочность, покачав ботинком, а потом ухватился за следующий, полез наверх. Это было вовсе не сложно, особенно этому крепкому мальчику. Сестра его, закусив губы, капелькой крови исторгая непрошеные мысли, полезла вослед.

Корни, как специально, прошивали сухой колодец насквозь. Мальчик перевалился за край, очутившись в прохладной и мягкой траве. Встал, тут же повернулся, свесившись в колодец и глядя на сестру.

- Что ты все… - протянул руку, рывком вытащил.

Девочка прислонилась спиной к колодцу - круглому, из потускневшего белого камня, такому древнему, будто сошедшему с картинок учебников по истории, с небольшой крышей домиком на деревянных подпорках и без капли воды. Ваня уже протаптывал высокую траву, диковатые цветы и неконтролируемую поросль, захватившую колодец, и осматривался, что-то бормоча про себя.

- Сухой колодец… Где он может быть? Явно что-то не то. Где сейчас мы? Яблони, рядом речка, вдалеке ограда… Ага!

Ваня чуть не подскочил, вскричал: "За мной!" - и направился к ближайшей яблоне. Обошел дерево кругом, хмыкая, а потом начал с силой раскачивать большой сук. Дерево заскрипело, застонало, большие и красивые яблоки задрожали. Мальчик с остервенением дергал, подпрыгивал, напрягал все силы. Ангелина, стоявшая поодаль, с опаской глядела за действиями брата, который так непонятно себя вел. С треском, разорвавшим легкий и приятный утренний туман, обломилась ветвь. Ваня ее тут же бросил на землю, уперся ногой, безжалостно оборвал все маленькие сучки и плоды, примерился, размахивая новым оружием, и удовлетворенно проговорил.

- Отличная дубина выйдет! Сколько там, от одного до трех… Сгодится.

Насупившись, он несколько раз ударил по воздуху, прислушиваясь к негромкому свисту.

- Вперед!

Не оборачиваясь на сестру, мальчик уверенно шел вперед. Как только рассветная фата тумана открыла заспанный лик города, Ваня остановился. Вскинул кулак, тихо прошептал:

- Сорпигал на два часа, отряд, стоп.

Тут же гордая, тщеславная улыбка разъехалась по губам, и мальчик, как ни пытался подавить ее, не смог совладать с нахлынувшими чувствами. Он - герой! Этот мир принадлежит ему и только ему! Он здесь знает все, он отдает приказы, и его слушаются четверо верных слуг.

Мальчик перешел на крадущийся шаг, осторожно огибал нахохлившиеся стены домов. Ангелина шла за пять шагов от него, сердце девочки сжималось от нехороших предчувствий, от нереальности происходящего и такого реального страха.

Дети прошли мост, сыро поблескивающий от туманной влаги. Мальчик держался реки, а потом дошел до небольшого ящичка.

- Вот и он, - пробормотал Ваня. - Ну-ка, посмотрим, что у тебя…

После тихих попыток приоткрыть крышку, последняя треснула от гневного удара дубиной. Тут же процарапав руку об острые выступы сломанной крышки, мальчик пошарил по сундуку, извлекая оттуда несколько горстей холодных монет.

- Это наша одежда и маскировка, еда и сон в трактире. Хор-рошо!

Ваня довольно крякнул, ссыпал монеты в карман куртки и повернулся к сестре.

- Так, теперь держим курс в мелочную лавку. Там разживемся местной одежкой. Идти быстро и тихо, в разговоры с жителями не вступать. Понятно? Вперед!

Ангелина быстро кивнула, пошла за братом, уже потерявшая последнюю рациональную нить происходящего. Почему тут так все реально? Они упали в колодец и выползли из него, так почему здесь нет их запущенного и заросшего сорняками участка? Почему Ваня сжимает в руке яблоневый сук как оружие и находит непонятные монеты в глупом ящике? Какие местные, что за каменные дома? От психического расстройства девочку спасало только то, что не находилось времени обо всем подумать и все понять. А сейчас было решительно непонятно ни-че-го.

Дети вошли в город. Сложно вообще сказать, где была граница, "городская черта" между этим нагромождением домиков и дикой природы. Но теперь утренних путников рассматривали слепые и темные окошки. Людей не было, все спали. Ваня не смотрел по сторонам - что, Сорпигала разве не видел? Более того, этот город ему быстро надоел своей бесполезностью сразу после того, как он обучил героев базовым навыкам до уровня эксперта. Быстрым шагом, пригибаясь от чего-то, дети почти дошли до крупного дома, выделявшегося на фоне других своим красным кирпичом, голубыми отблесками стекол, солидностью и размерами.

- Доброе утро! Юные сорпигальцы ни свет ни заря на ногах?

Ваня чуть не подпрыгнул, заозирался в поисках говорившего, судорожно сжал свою дубину, и прошипел

- Кто здесь?

- Ваше хорошее настроение в такое промозглое утро.

К детям приближался улыбающийся человек, доселе сидевший на краешке фонтана. Он по-доброму улыбался, отчего ямочки на его сизоватом от сбриваемой щетины лице забавно сжимались, но глаза у незнакомца были очень грустные. Казалось, что он незадолго до встречи плакал.

- Ребята, вы такие веселые чудачки, давайте я вам шутку расскажу?

- Нам не до шуток, мы спешим, - хрипло произнес Ваня, тут же ускоряя шаг.

- Жил-был один мальчик. Он всегда общался с одиноким стариком, у которого из друзей была одна только яблонька, такая же старенькая, как и он. Старик всегда был рад мальчику, угощал его красными яблочками и рассказывал сказки. Потом этот мальчик взял топор и ударил старика. Вернулся домой, позвал сестричку и пересказал ей последнюю сказку старика. Девочка не поняла своего братика. Ей мама другие сказки читала. Даже покупала их в лавке. Мальчик потом забыл ту сказку. Да вот я, кажется, запомнил…

Незнакомец, растягивая последние слова, смотрел на замершую девочку. Ангелина замедлила шаг, обернулась. А потом пробормотала:

- Не старика, а старуху, не мальчик, а бедный студент, только она ему не сказки рассказывала, а деньги под процент давала. Сестра была, вот тут правильно…

Незнакомец улыбался, смотря на Ангелину, и ничего не отвечал, хотя и все слышал. Девочка недолго ждала ответа, пожала плечами и побежала за братом, за которым уже захлопывалась большая дверь здания.

Ангелина вбежала за Ваней. Внутри располагалась самая настоящая мелочная лавка, хотя для мелочной она была уж очень велика. Чего здесь только не было! Полки, уставленные пустыми склянками, бутылочками с цветными жидкостями, огромными мешками с засохшими пирожками, которые стояли вперемешку с ведрами плодов, ножи и кинжалы лежали вперемешку с кореньями и цветками, одежда была небрежно наброшена на свежевыструганные табуретки, рядом с которыми покоились груды плащей. Всем этим повелевал большой и толстый человек в засаленном фартуке, с кучерявой и такой же объемной бородой, заспанный, но безошибочно чующий запах денег.

- Нам два комплекта походной одежды, самый маленький размер, с сапогами. Мне еще плащ. Если есть - эльфийская накидка, если нет, то плащ-фантом тоже пойдет. Это сколько с нас?

Хозяин лавки присвистнул.

- Ну ты даешь, большой отец, да кто ж тебе тут пошьет эльфийскую накидку! Эт вон тебе в Гавань топать, там может и продадут. А цена… - большой мужчина на мгновение задумался, мазнул взглядом по детям, а потом уверенно заявил. - Влетит в копеечку, мои хорошие. Но я ж понимаю, как не терпится примерным деточкам удрать от родителей, да куда подальше… Ну, выкладывайте свои сбережения, я ж не зверь, все понимаю, а там раскидаем, подумаем, может и получится…

Ваня выложил все монеты из кармана. Хозяин лавки, причмокивая, проворно раскинул монеты толстыми пальцами по прилавку, потом быстро погонял туда-сюда шарики на счетах и проговорил.

- Вам, хорошие мои, считайте, повезло. Правда, доброго десятка золотых не хватает, но считайте, я их вам простил. Ну, налетайте, орлы…

На прилавке появились аккуратно сложенные свертки одежды, перевитые веревками, топнули каблуки кожаных сапог, а сверху расстелилась тонкая материя плаща-фантома. Перехватив восторженный и жадный взгляд Вани, мужчина усмехнулся и подмигнул.

- Новехонький, в такой завернешься - мать родная не узнает.

Ваня быстро похватал вещи, стремительно вышел, потом вручил один сверток и пару сапог сестре.

- На, твой. Напяливай поскорее, только не там, а за колодцем у таверны. Мелочник всякого навидался, а в приличных заведениях нас примут за чужеземцев в нашей-то одежке. Вперед!

Дети заспешили к колодцу, благо, сама таверна была близко, стояла почти напротив лавки. Оказавшись за колодцем, Ваня торопливо стянул с себя всю одежду, не стесняясь никого, напялил мешковатые холщовые штаны, рубаху, запахнулся в плащ, напялив капюшон, влез в большие не по размеру сапоги - довольно хлопнул себя по коленям и проговорил:

- Хор-рошо! - обернулся к сестре, недовольно прикрикнул. - Потарапливайся! Никто на тебя не смотрит…

Пока Ангелина, сгорая от стыда и непонятного страха, переодевалась, Ваня деловито осмотрел колодец. Сначала запихнул свернутую свою одежду и обувь на балки под крышу колодца, а потом пошарил в ледяной воде. Выудил откуда-то кожаный кошель, туго набитый монетами, удовлетворенно хмыкнул. Потом наверх отправилась одежда Ангелины, а мальчик самоуверенно распахнул двери таверны.

В приятном полумраке незажженных факелов и прозрачного света, пробивающегося сквозь окна, в таверне сидела пустота вместе с парой недвижимых друзей. Тавернщик, которого звали Дирком, клевал носом за хозяйским столом, даже не протирая стаканы - те стояли чистыми рядами позади. Столы пустовали, но за одним сидел мужчина с выразительными чертами лица, глубоко запавшими голубоватыми глазами и острыми скулами, худой, в черном плаще - Андовер Портобелло, а за дальним столиком при маленькой свече читал толстую книгу юноша. Он сразу привлек внимание Вани, потому что носил очки, столь непривычные в ином мире. Он был нескладен, высок, бледен. Водил пальцем по строчкам, щуря глаза. Ваня непроизвольно задержался на входе, рассматривая юношу, но потом помотал головой, гордо и даже надменно запрокинул ее, направился к тавернщику.

- Дирк, две порции еды и кружку пива! - мальчик толкнул монеты, вытащенные из кошелька.

- Ваня! - тихо произнесла Ангелина, остолбенев.

Мальчик не обратил внимания на сестру, прошел за ближайший столик и вальяжно уселся. Дирк покряхтел, встал из-за стола, громко кликнул кого-то.

Из маленькой дверки в конце зала выглянула маленькая и шустрая девчонка, с рыжими нечесаными волосами и гроздьями веснушек, выслушала указания тавернщика, смешно фыркнула и убежала за дверку. Ваня со скучающим любопытством отметил, что сам Дирк обладал короткими темными волосами, всегда гладко прилизанными.

Ангелина сидела с опасливо вытянутой спиной, как тонкой стрункой, положив тонкие руки на колени, подняв голову. Что-то было в этом неуместное, жалкое, от матери - Ваню кольнуло в сердце. Но это было настолько мимолетное чувство, что уже через мгновение мальчик решил проверить одну свою догадку.

Повернулся в сторону Андовера, крикнул через весь зал:

- Письмо, слышишь?

Мужчина поднял голову, отвлекшись от явно невеселых раздумий, увидел двух детей за столиком, которые выжидательно смотрели на него. Оглянулся по сторонам, тихо вздохнул и подошел к ним.

- Если позволите? - Портобелло отодвинул стул и присел за столик. - Вы, кажется, говорили о некоем письме. Я весь во внимании.

Ваня буравил его взглядом, пытаясь понять, тот ли это Андовер, который давал тысячу золотых за просто так в начале игры, или просто похожий человек. В то же время шустрая веснушчатая девчонка принесла большой поднос, на котором высились тарелки с гречневой кашей и мясом, толстые ломти хлеба и пузатая кружка с пивом. Ловко поставила все это на стол, метнула взгляд на Портобелло, поняла, что он заказывать ничего не собирается - умчалась.

Мальчик, храбрясь, сдул пену с пива - точно так, как делали все "крутые ребята" в книгах. У мальчика получилось, но белые хлопья попали на плащ Андовера. Ваня густо покраснел, чуть не расплескал напиток, пока доносил кружку до рта, а потом сделал большой глоток, отчего тут же скривился - очень противно и холодно. Андовер деликатно сделал вид, что не заметил. Мальчик тут же принялся заедать парующей кашей с мясом, обжигаясь и глотая сразу большие куски. Молчание затянулось.

- Это… Ну, письмо же. Не? Я о том самом письме! - значительно сказал Ваня, снова отхлебнув из кружки. Второй глоток показался более приятным.

- Боюсь, я могу вас неправильно понять, но… - Андовер аккуратно подбирал слова, пытливо вглядываясь в лицо мальчика, - Может, я не уловил ход ваших мыслей…

Ваня снова погрузился в еду, большими глотками поглощал напиток, не обращая внимания на безмолвные знаки, которые подавала ему сестра одними глазами. Ангелина то краснела, то бледнела, в животе скручивалось знакомое чувство страха неизвестности, страха перед стремительно ухудшающейся ситуации. Она смотрела ужасающими глазами на брата, пытаясь хоть как-то отговорить его от череды безрассудных поступков, но было уже поздно…

- Что же так тупо-то, а? Да письмо же, блин, за которое ты мне тысячу золотых должен, понял? - кажется, алкоголь быстро нашел путь в горячую детскую голову, и теперь путал все слова и чувства мальчика.

Андовер страшно сверкнул глазами, но только открыл рот, вбирая побольше воздуха. Сказал же снова тихим и вежливым голосом.

- Боюсь, вы меня приняли за кого-то другого. Я скромно сидел в этой таверне до вашего прихода, я знать не знаю о письмах и таких крупных суммах.

Ваня громко и раздраженно вздохнул, стуча ложкой по тарелке. Одним глотком осушил кружку, закашлялся, а потом поднялся.

- Ну и дурак! - за этим следовало крайне неприличное выражение, которое завершилось новым громким заявлением на всю таверну. - Не водитесь с этим страшилой, это культист чертов! - потом Ваня обернулся к сестре, - Подъем! Нечего нам тут задерживаться. Бараны тупые…

Мальчик широкими и уже кривыми шагами прошел к выходу.

Юноша в очках вскинул голову, озираясь и пытаясь понять, что происходит. Андовер весь, казалось, вспыхнул, рука его упала на пояс, отводя полы плаща. Юноша вскрикнул.

- Мир, мир, всем мир! Спокойно, успокойтесь!

Когда дверь за Ваней и Ангелиной захлопнулась, Андовер обернулся в сторону юношу и криво улыбнулся.

- Не бойтесь, Юра, это же дети, я что, на них с кулаками должен был броситься! Просто очень невоспитанные дети. Оч-чень невоспитанные дети…

Юноша, которого назвали Юрой, непонимающе посмотрел на дверь.

- Откуда они? Старика Проэфо что-ли озорники? Еще раз простите, Андовер.

- Пустяки, - пробормотал мужчина, возвращаясь к своему столу, - Дирк, будьте добры, воды холодной.

Ваня в непонятном гневе быстро шагал по улицам Сорпигала, которые наполнялись людьми. Ангелина бежала за ним.

- Ваня, Ваня! Остановись, нам нужно поговорить!

Мальчик ругался сквозь зубы и бормотал что-то свое.

- Девяносто восемь золотых… Должно хватить на коней. Но нужно сразу в Гавань, а там разжиться опытом и деньгами. Если до Всадников… Где чертов мастер ворот??

Ваня встал как вкопанный, озираясь вокруг в поисках людей. Мимо проходила молодая женщина с корзинкой продуктов, аккуратно прикрытых белой скатертью с узорами.

- Эй, ты! Стоять!

Женщина остановилась, обернулась на голос и улыбнулась, увидев мальчика и девочку.

- Доброе утро, дети! Вам что-то нужно?

- Конечно, блин, нужно! Ты мастер ворот?

- Да, это моя профессия, а что? - женщина все еще улыбалась, хотя тон мальчика ей не нравился.

- Ну так давай, это, к нам быстро! Деньги потом получишь, нечего тут выделываться. Тащи нас в Свободную гавань, мигом, черт подери! - Ваня, испытывая сильнейшее беспокойство, замахнулся дубиной.

- Простите, вы, наверное, шутите… - женщина испуганно попятилась, а потом пустилась бежать, крикнув, - Очень недобро шутите!

- Чертовка! - выругался мальчик, в сердцах ударив дубиной о землю. - Деньги, все дело в деньгах! Две тысячи золотых! Это только с гоблинов…

Забормотал что-то нечленораздельное, беспокоясь и гневаясь, а потом побежал в сады за городом. Ангелина, задыхаясь, рванулась следом.

В утренних садах орудовала группа гоблинов-подростков - жилистые и гибкие, зеленые, они ловко карабкались по деревьям, срывали яблоки и бросали их в корзины своим подельщикам. Увлеченные своим делом, тихо перекликаясь, гоблины не заметили подбежавшего мальчика. Бесшумно, с невиданной яростью, сопя, Ваня ударил ближайшего гоблина под колени. Долговязый зеленый подросток рухнул как скошенный колосок, а мальчик занес дубину для удара по голове.

- СТОЙ!!! - закричала пронзительно Ангелина, подбегая к брату.

Мальчик на мгновение замешкался, и это спасло несчастного гоблина - он успел подскочить и опрометью бросился бежать. Споткнулся об узловатый корень, прорывший землю, растянулся на земле. Гоблины спрыгнули с деревьев, один из них, бросив корзину, ударил Ваню в лицо. Удар пришелся вскользь, только скула вспыхнула и нестерпимо заболела. Ваня рассвирепел, ударил обидчика по руке дубиной, отчего та хрустнула. Гоблин завизжал, отскакивая, а на помощь ему пришли сородичи.

Ваня заревел и бросился на них, размахивая дубиной. Ангелина с криком ухватила его за плащ, но мальчик гневно оттолкнул ее, отчего девочка упала на мокрую траву. Страх перед яростным натиском, потрясающей жестокостью мешал гоблинам сильнее бить, выдерживать удары, поэтому еще один получил по плечу удар дубиной, а другой лишился бы черепа, если бы в самый последний миг оружие мальчика что-то бы не остановило.

Ваня, тяжело дыша, повернулся. Дубину держала рука в латной рукавице. Мальчик почувствовал на себе тяжелый взгляд.

- Родерик?.. - чрезвычайно тихо произнес он и залился густой краской. Кровь разбивала череп, заливала глаза, все плыло вокруг, сердце выскальзывало из тесной грудной клетки.

- Я, - так же тихо и жестко сказал герой, вырвав оружие из вмиг ослабевшей руки. За ним стояли еще три героя - невысокая Серена, сребровласая Алексис и насупившийся Золтан.

Серена, клирик, присела рядом с ранеными гоблинам. Пальцы ее засияли белым светом, она осторожно коснулась перелома руки у одного подростка. Повернулась к Родерику.

- Отведи-ка этих к мэру. Судить будут. Неслыханно. Мы с Алексис полечим, Золтан нам поможет.

Родерик хмуро кивнул. Латная рука холодным хватом железа сковала руку Вани, вторая чуть мягче взяла Ангелину выше локтя, одновременно поднимая.

Мальчик потерянно молчал. Стыд, страх, остатки ярости, растерянность, подавленность, ужас - он испытывал странные чувства. И ему было очень страшно. Ангелина была белее мела.

Вокруг фонтана в центре Сорпигала уже собирался народ. Громче всех что-то говорила улыбчивая женщина, мастер ворот, тыча пальцем в мальчика. Ваня отметил очкастую голову Юры, и почему-то перед ней ему стало еще стыднее, и ее он возненавидел. Родерик шел как ожившая скала - огромный, в латах, он был выше, сильнее, и люди перед ним расступались. Шумящая толпа хлынула к ратуше. Кто-то услужливо забежал перед героем, постучал в деревянную дверь. Никто не открыл и не ответил. В то же время к Родерику неслышно подошел старый человек в коричневой робе настоятеля.

- Родь, отведи их ко мне, пожалуйста. К чему это линчевание. Такого больше не повторится.

- Бери, конечно. А ты убийца, - хладнокровно сказал Родерик Ване, - Мы даже умирать привыкли. Прекращай эти игры… игры в героев.

Эти слова застучали колоколами в голове Вани. Ноги стали будто ватными, в ушах шумело. Голова закружилась, мальчику стало очень плохо.

- Пойдемте, дети мои.

Как-то незаметно они ушли за старым человеком с тихим голосом. Позади бушевала толпа и раздавался гулкий баритон Родерика. Позади просыпался Сорпигал и рассветное солнце озаряло камень ворот.

Они оказались в храме Сорпигала. Утренний холодок еще гулял между стен, просачивался через витражи, играл со свечами. Скользил между колонн, качал подвесные светильники, огибал алтарь.

- Джошуа, за что вы так с нами, - хрипло спросил Ваня.

Старый человек долго не отвечал. Аккуратно и неторопливо зажигал не горящие свечи, а потом медленно заговорил.

- Видишь ли, сын мой, мы принимаем каждого, кто приходит из вашего мира к нам. То, что вы называете "компьютером", "клавиатурой" - это могущественные кристаллы и руны. И вы властны творить волшебство с помощью них. Например, очутиться здесь.

Джошуа помолчал, а потом продолжил.

- Конечно, не все так могут. Кто-то пробежит по миру, спасет его, а потом забудет. Но себя-то он не спасет, нет! А иной будет ходить по городам, любоваться природой, часами сидеть у реки Сорпигала, вглядываясь в ее тихое течение, отраженное кристаллом. А потом и сам окажется здесь, сядет на бережке, зачерпнет прохладную воду… Мы же никого не гоним - пожалуйста, ходи по садам, смотри на водную гладь. Вот и вы пришли, а мы вам и рады простодушно. Только вот все зло оставьте за порогом. Это не ваш мир, чтобы в нем были убийства, насилие, боль, разврат, слезы. А ты, сын мой, только пришел - и сразу обломил ветвь яблони, хотя она готова была дать тебе плоды, нагрубил Андоверу, хотя он тебя никак не обидел, обидел кроткую женщину, избил юных гоблинов… Зачем? Зачем ты сюда пришел да еще и привел свою маленькую сестру?

- Я хотел спастись, - прохрипел Ваня, хватая ртом воздух. - И спасти ее.

Почему-то мальчику становилось душно в храме…

- Спасся, - грустно улыбнулся Джошуа. - И тут же решил, что здесь тебе все подвластно только потому, что ты видел мир Энрота в своем волшебном кристалле. Ты на самом деле добрый мальчик, Ваня. Я знаю, что ты страшишься той смерти, которая столь часто встречает славного Родерика и его друзей. Боишься, но почему-то ничего не делаешь, чтобы избежать с ней встречи. Почему? Ты смог попасть сюда, но тут же нарушил все негласные заповеди нашей тихой жизни. Как же так?

Ангелина заплакала. Ваню трясло, он задыхался.

- Извините, дети мои. Здесь вам не место. Возвращайтесь домой. А я даю слово, что с ваших голов ни волоса не упадет. Вы будете живы и здоровы, ваши родители вас скоро заберут, и все станет хорошо. Для вас есть Земля, это ваш мир…

- Слово даешь? - со слепой ненавистью и обидой проговорил сдавленным голосом Ваня. - Слово? А как твое слово защитит нас от маньяка с ружьем, от вируса чертова, ты не подумал, нет? Может быть, меч дашь? Латы? Боли боишься?? Мирный такой? А в нашем мире все не так, а ты нас на смерть отправляешь, а ты, ты…

Последние слова потонули в приглушенном сиянии. Фигуры мальчика и девочки расплывались, поглощаемые белым светом. Стало очень тихо.

Джошуа долго стоял и молчал, понурив голову, вглядываясь в те места, где недавно стояли дети. Маленькая слезинка застыла в крупных морщинах у глаз. Скрипнувшая дверь храма заставила старого человека поднять голову.

- Доброе утро, отец Джошуа!

В храм входил долговязый юноша из таверны, Юра.

- Здравствуй, Юра, - улыбнулся Джошуа.

Они помолчали. Потом юноша первым нарушил молчание, немного нервно поправляя очки.

- Вы их… Вы их вернули на Землю.

- Да.

- А что же… А никак нельзя было оставить, даже девочку?

- Эх, Юра, Юра, добрая душа… - усмехнулся невесело отец Джошуа. - Ты ведь сам оттуда, но смог прижиться здесь, и вот уже три года живешь с нами в Сорпигале. А до тебя тут был еще один мечтатель - правда, он был взрослее тебя. Тридцать с небольшим лет, жена, работа, суета крупного города… Ушел к нам, ходил по яблоневым садам. Он иногда приходил ко мне поговорить, а я чувствовал за его словами такую боль, такое отчаяние. Он мне всегда утверждал, что здесь нашел себя, что ради этого - ради запаха росы, ради тихого журчания речки, цветения яблонь - нужно жить! Только он потом умер… Уехал в Айронфист и сбросился с гор… А в наших беседах порой говорил о смерти - так красиво, мол, что и умереть можно, увидев…

- Почему он убил себя здесь? Разве ему было плохо на Земле, что он пришел сюда? Или ему было плохо здесь?

- Знаешь, Юра, мы порой смотрим на человека и думаем - хорошо ведь ему живется. По земным меркам он был успешен, делал все, что должен делать преуспевающий в жизни молодой человек. А потом подумаешь и поймешь, что не было в его жизни волшебства, не было сказки. Здесь он искал душевного покоя, а найти не смог, как ни старался. Винил себя, что подвел жену, маму и папу, коллег по работе… И не смог с этим жить. Как и не смог бы жить на Земле без Энрота… Вот ты, например, ты чувствуешь перед кем-то вину, что предпочел сказку яви?

- Не перед кем чувствовать, - как-то криво усмехнулся Юра. - Я сирота. В школе не сошелся ни с кем из ребят. Наверное, меня хватились только тогда, когда в списках не отметился какой-то одиннадцатиклассник, который не пришел на ЕГЭ… Вот и все. А здесь я чувствую себя как дома, в котором по-настоящему никогда и не был. Но все же, разве ты не мог оставить девочку?

- Мог. И мальчика Ваню мог. А потом Энрот стал бы другой Землей… Они хорошие дети, умные, начитанные, сильные, талантливые. Только вот на Прекрасное смотрят и не видят его… Но они будут жить. Найдут работу, взойдут по карьерной лестнице, может быть, прославятся, станут знаменитыми людьми. А сказку нашу позабудут…